
Выступление иностранных студентов о вкладе туркменского народа в Великую Победу завершило конкурс «Подвиг ради будущего»
25.04.2025К Международному дню памяти о чернобыльской катастрофе студентка направления «Журналистика» подготовила интервью с ликвидатором последствий аварии, сотрудником Сочинского института РУДН Игорем Белугиным
Ежегодно 26 апреля отмечается Международный день памяти о чернобыльской катастрофе. Этот день служит напоминанием о мужестве ликвидаторов, важности ядерной безопасности и необходимости помнить уроки одной из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества. К памятной дате студентка 2 курса направления «Журналистика» Диана Поршнева взяла интервью у ликвидатора последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции, инспектора по воинскому учету Института Игоря Белугина.
«Сострадание есть человечность, остальное не имеет значения»
В день 39-й годовщины Чернобыльской катастрофы, 26 апреля, вспомним о мужестве ликвидаторов, таких как инспектор по воинскому учету Сочинского института РУДН, полковник запаса Игорь Михайлович Белугин. В январе 1987 года он в звании начальника воинского эшелона из 800 человек впервые отправился в Чернобыль, проведя там восемь месяцев. В августе того же года он получил звание полковника. Второй раз в зону аварии он был командирован в феврале 1988 года.
Игорь Михайлович, расскажите о Ваших первых впечатлениях, когда Вы узнали о катастрофе на Чернобыльской АЭС и о Вашем последующем направлении в зону отчуждения.
– Впечатлений не сохранилось, перемещение осуществлялось в условиях неопределенности. Существенных переживаний или беспокойства не испытывал. Командировка состоялась в январе 1987 года. Я занимал должность начальника воинского эшелона, численностью 800 человек, направленного из города Златоуста Челябинской области на железнодорожную станцию Хойники, Республика Беларусь. Возвращение состоялось 1 сентября того же года. В августе мне было присвоено воинское звание полковника, однако государственных наград я не был удостоен.
Ваша работа в Чернобыле была чрезвычайно опасной. Можете ли Вы описать конкретные задачи, которые Вам приходилось выполнять? Какие меры предосторожности Вы принимали, и насколько эффективными они казались в тот момент?
– На момент начала моей службы, в январе 1987 года, информация о степени опасности радиационного воздействия не предоставлялась. Данные о радиационной обстановке имели гриф секретности. Но мы увидели вернувшегося из зоны отчуждения подполковника Перепелицина в декабре 1986 года: розовощекого, здорового мужчину, что не вызвало опасений среди личного состава.
Забавно, что первомайская демонстрация в 1986 году в Киеве не была отменена. Лично я наблюдал попытки гражданского населения покинуть прилегающие районы, что сопровождалось перекрытием дорог и заверениями в отсутствии опасности. Это вызывало у меня смешанные чувства.
Прибытие на станцию Хойники (Республика Беларусь) состоялось ночью. Ехали мы в неотапливаемых плацкартных поездах. Условия размещения были неблагоприятными: автобусы с поврежденной обивкой сидений, ощущение, что сидишь на гвоздях.
После прибытия состав проверили по спискам. Провели четыре часа на морозе, январские холода не были к нам дружелюбны.
Раз в две недели сдавали индивидуальные дозиметры в местную лабораторию, но это не гарантировало точности получаемых результатов. Калибровка приборов (дозиметров с тремя таблетками внутри) была несовершенна. По итогам шести месяцев пребывания в зоне у меня был зафиксирован показатель облучения в 5 рентген/час – показатель, который был распространен среди всех военнослужащих без учета реального уровня воздействия. В то время первым ликвидаторам 1986 года устанавливали показатель 25 рентген/час, тогда как реальный уровень радиации в воздухе достигал 800 рентген/час.
В мои ежедневные обязанности входили контроль за работой подчиненных, координация деятельности с местным руководством, а также выявление и обработка поступающих запросов и жалоб. Официальных жалоб мне не поступало, но, возможно, мне о них не докладывали.
Расскажите о повседневной жизни в зоне отчуждения. Что Вы ели и пили? Какие средства индивидуальной защиты были у Вас в распоряжении?
– В расположении части был организован витаминизированный стол, включающий фрукты и овощи. Питание военнослужащих осуществлялось по двукратно увеличенным нормам. Однако, специальных средств индивидуальной защиты от ионизирующего излучения не предоставлялось. Личный состав был одет в стандартную военную форму, которая, как было общеизвестно, не обеспечивала достаточной защиты от проникновения радиоактивных частиц. Вооружались стиральным порошком и тряпками.
Санитарная обработка помещений и дезактивация техники осуществлялись с периодичностью один раз в три дня. Радиоактивные изотопы имеют свойство концентрироваться в пылевых частицах, что увеличивает риск вторичного облучения. Гигиенические процедуры включали в себя влажную уборку, удаление пыли, стирку обмундирования и постельного белья. Но был случай: один военный неоднократно отказывался мыть полы, чем нарушал существующую дисциплину: «Не баба я, чтобы с тряпкой по плацу бегать». Я пригласил дозиметриста, который провел инструментальную проверку уровня радиации на предметах их обихода. В следствии проверки были зафиксированы случаи превышения допустимых норм радиационного фона на личных вещах военнослужащих. Но после влажной уборки проверка показывала низкий уровень радиации. С того момента наш самый громкий сослуживец чаще всех менял белье и вытряхивал пыль.
Какие были условия Вашей работы? Была ли предоставлена ликвидаторам психологическая поддержка?
– Работы проводились по вахтовому методу. Численный состав каждой смены составлял 200 человек, сменяемость осуществлялась каждые 15 суток. Продолжительность рабочей смены составляла 8 часов. Завтраки и ужины организовывались в расположении воинской части, а обеды – в полевых условиях.
Специальные программы психологической поддержки для личного состава не предусматривались. Наличие психологических проблем не являлось предметом официального обсуждения. Обращения за психологической помощью рассматривались как свидетельство слабости духа, что не соответствовало принятым нормам.
Вы подверглись облучению. Вам известно о полученной дозе радиации? Влияет ли это на ваше здоровье сегодня?
– Я получил облучение в дозировке 5 рентген/час. Мне провели медицинское обследование, в результате чего госпитализировали на одну неделю. Особенное лечение не проводилось, полученная доза излучения была признана безопасной. В качестве профилактических мер был рекомендован прием йодсодержащих препаратов. Но я замечал за собой периодические головные боли и дискомфорт в суставах.
Получаете ли Вы сейчас поддержку от государства или общественных организаций?
– Получаю ежемесячное пособие в размере 2000 рублей. Моя первая командировка состоялась спустя восемь месяцев после аварии на Чернобыльской АЭС, это было сочтено недостаточным основанием для присвоения государственных наград или назначения дополнительных выплат.
Есть ли у Вас что-то «на память» с места аварии?
– Да, я взял с собой дозиметр в виде пластинки. Я лишний раз старался не прикасаться к чему-то в зоне аварии, привык видеть опасность. А тут я вроде чувствую ее, но не осязаю толком.
Что для Вас значит быть человеком?
– Сопереживать кому-то. Сострадание есть человечность, остальное не имеет значения.



